[takeshi]

Написано смешно ))))))
Я читал и плакал


Мне лет десять. Хулиган, хулиганом. Но не злобный, как
сейчас, а просто пытливый. Сколько было познано и узнано нового после фразы: «А
что будет, если…»Горка и ванная утварь. Корыто. Чугунное, тяжеленное. Мы, пока
его тащили с пацанами со свалки, чуть дикобраза не родили. Но дотащили.
Заволокли на вершину обледенелой горки и сели думать. Думать было об чем, в
частности, как управлять этим монстром. Отличник Дима робко предположил, что
вставленная в сливную дырку палка вполне может послужить рулем. Ну, в крайнем
случае, тормозом.Димино предложение было вполне рационализаторским и отдавало
новизной в области рулежки, и поэтому, после недолгих обсуждений, в ходе
которых идея была принята без доработок, наступило время ее внедрения. Внедряли
мы недолго, но качественно. С той же свалки был притащен здоровый лом, который
и стал тем самым рулем.Затем была небольшая драка за право быть первым
испытателем, в которой победил Вадик, заплатив за это оторванным ухом на
заячьей шапке. Глядя на ухо, Вадик очень дальновидно, флегматичным тоном, изрек
про «немереных размеров пилюль от матушки» и принялся усаживаться на
перевернутую ванну. Правда, сначала мы планировали ехать внутри корыта, но, как
оказалось, таким макаром по льду оно скользит, как бульдозер по асфальту, а вот
перевернутое, своими гладкими бортиками катится, как Плющенко по льду…Суровый
Вадик, с лицом мартышки, впервые запускаемой в космос, уселся на перевернутую
ванну, как на лошадь, и воткнул ломик в слив. «Поехали!» — явно насмотревшись кинохроники,
махнул он рукой.— Эээ, погоди! — прервал запуск отличник Дима, — Там еще второй
может сесть!И опять димино предложение не нашло возражений. Вторым пилотом, без
споров и криков, был избран я. Во-первых, потому, что это именно я оторвал ухо
у вадиковой шапки, а во-вторых, я уже уселся на ванну и пригрозил: кто
попытается претендовать на мое место, тому я космический руль, временно
превратив его в шпагу, затолкаю в организм по самую гарду.— Ну, поехали! —
второй раз скомандовал Вадик. Пацаны только пристроились к корыту, чтобы
столкнуть его с горки, как…

— Э, а ну стой, шпана малолетняя! — мужик появился внезапно,
и старт был отложен. — Вы тут че? А, катаетесь! — догадался он, дыша на нас
праздником проводов зимы, с которого и шел.

— Ну-ка, скидай свое тело отсель! — почти вежливо попросил
он меня. — Я поеду!

Выбора у меня не было, тем более, с той же стороны
подваливала его компания из трех таких же дышащих невкусной водкой кренделей.

— Петро, а слабо тебе сесть вперед? — кто-то из тройки
грамотно надавил на «слабо» злому дяде, — А то пацана вперед усадил и прячется
за него…

— Слабо! — Петро одним движением перекинул Вадика за спину,
тем самым показав, что он мужик настоящий, а не какой-нибудь картонный.

— Ну, чо стоите? — приподняв лом, торчащий в сливе,
обернулся умный Петро, — Толкайте!

И только отличник Дима, глядя, как корыто заскользило вниз,
пророчески прошептал: «Да-а, Боливару не увезти двоих…»

Ванна — штука тяжелая. А если она еще и хорошо скользит, то
она еще и монстр. То, что они прошли точку невозврата, первым догадался Петя.
Вадик безмятежно сидел позади него и крутил улыбающейся головой, как турист во
время экскурсии, а вот Петя уже потихоньку начинал обделывать свои штаны.

— Как! Как ее тормози-и-и-ить?! — донесся до зрителей
интересный вопрос.

Вадик повернул голову, посмотрел в спину мужика и, постучав
по ней согнутым пальцем, что-то сказал.

Снежные вихри закручивались за несущейся вниз ванной, Вадик
по-прежнему дарил свою улыбку на все стороны, а мужик, следуя вадиной
подсказке, приподнял лом и, ухнув, всадил его в сливную дыру. Мы затаили
дыхание, особенно его затаил Дима. Как автор теории прогрессивного руления, он
с трепетом ожидал подтверждения своим выкладкам.

Подтверждения не случилось. «Ну, что, бывает…» —
меланхолично вздохнул отличник Дима и вдруг как-то резко заторопился домой,
когда лом, воткнутый на полном ходу в землю, вдруг превратился в
стремительную
катапульту, с конца которой, тоненько попискивая, вдруг отделился человек Петро
и ушел по гипотенузе куда-то вверх. «Икар хренов," - не оборачиваясь
пробубнил стремительно удаляющийся домой Дима…

Я сомневаюсь, что мужик Петя успел сообразить, почему он
только что втыкал лом с надежной на лучшее, а теперь летит альбатросом впереди
чугунной шаланды, причем намного быстрее ее.

Все когда-то заканчивается. Что-то заканчивается хорошо,
что-то плохо, а вот наша горка заканчивалась домом, который стоял на бетонных
сваях. До сваи, подтверждая, что лететь всегда быстрее, чем ехать, первым
добрался Икар, летящий первым классом. С легким, почти неслышным хрюком он
впечатался в железобетон и некрасивым калачиком прилег у его подножья. Вторым,
кто поцелует сваю, должен был стать Вадик. Но он за секунду до контакта
прекратил крутить лицом и удивляться, куда делся пассажир, и, осознав перспективы,
на ходу спрыгнул с этого Титаника. Никем не управляемая посудина, в полной
тишине, стремительно подкралась к начинающему подниматься Пете, тактично
улыбаясь сливом и грациозно помахивая ломом, и быстро, элегантно и со знанием
дела пришвартовала его обратно к свае.

Из-за остановившейся ванны раздались мелодичные маты, вслед
за которыми появился Петя. Ошалело оглядевшись и заметив нас, он навел
утраченную резкость и, как-то скособочившись, причем одновременно на обе
стороны, поковылял к нам.

— Это писец! — кто-то вспомнил милого зверька. Нам бы
рвануть в разные стороны, но мы почему-то стояли и смотрели, как к нам
приближается возмездие.

Возмездие доковыляло до зрителей, посмотрело на молчащих
мужиков, посмотрело на нас, причем таким взором, что писец замаячил совсем уж
близко. И тут Петя заржал. Ржал он громко и самозабвенно, и этот ржач очень
походил на крики обезьяны-ревуна. Он периодически морщился и, хватаясь то за
ногу, то за бок, то за голову, издавал различной тональности звуки. В процессе
ржания он успел обхватать всего себя, и я понял, что у мужика Петро не осталось
ни одного нетронутого чугуниной места. Он всхлипывал, заикался, что-то мычал,
показывая пальцем то на нас, то на грустно пришвартованную к свае ванну, отчего
у всех закралось подозрение, что больше всего ему досталось куда-то по голове.
Но нет, мужик гоготал вполне искренне…

Я даже не знаю, как его на самом деле зовут, но после этого
случая, когда мы его встречали на улице, он всегда здоровался первым и начинал
как-то странно похрюкивать. То ли смеялся, то ли молился.